Шерше ля вамп - Страница 72


К оглавлению

72

Время делает мертвую петлю, отбрасывая меня на виллу на тропическом пляже, и вот уже я с ненавистью отбиваюсь от охранника Жана и погружаю ногти-лезвия в открытое плечо вампира. Парень воет дурным голосом и отшатывается. На его плече зияет рваная рана, и из нее хлещет кровь. У меня в глазах темнеет, я припадаю губами к плечу, а когда прихожу в себя, на кровати подо мной лежит безвольное тело вампира. Его горло словно перерезано бритвой, а правое плечо как будто рвала на части свора собак. Под ним по белой простыне растекается кровавое пятно. Я вытираю рукой мокрые губы, и на ладони остается кровь. Не моя, чужая… «Дьявол! — оглушает меня голос другого охранника, врывающегося в комнату. — Говорил же — девчонку не трогать!» Пораженное лицо, недоумение в глазах, а еще я вижу в них смерть — не свою, Вацлава. И этого достаточно, чтобы ненависть вновь захлестнула меня. Я задыхаюсь от гнева, хватаю первое попавшееся под руку — флакон духов, и пробиваю им голову вампира. Насмерть. Терпкий аромат розы, амбры и пачули смешивается с запахом крови и смерти. Я задыхаюсь, мне просто нечем дышать…

Опять кто-то спасает меня, выдергивая из страшных воспоминаний, ласково гладит по голове, наполняет сердце светом и добротой, и вот я уже вспыхиваю ярким фонариком, горя любовью ко всему миру. К маме, которая читает мне сказку на ночь. К отцу, который отвел в зоопарк. К бабушке, которая разрешает стаскивать с подушек кружевные накидки и играть в невесту… Любовь захлестывает меня, извергается из сердца солнечным сиянием. «Бабулечка, я тебя люблю!» — целую милые бабушкины глаза, стирая с них растроганные слезинки. «Сашка, я тебя люблю!» — восторженно кричу я подруге, получая в подарок вожделенный серебряный браслетик от Тиффани. «Я люблю тебя, жизнь!» — кричу во всю глотку, стоя на обрыве над морем, и мой крик разносится по безлюдному пляжу, лежащему у ног, и улетает в бескрайнюю даль. «Я люблю тебя, Глеб», — шепчу в ответ на признания Глеба, тая в его объятиях и впервые чувствуя, что земля под ногами и впрямь кружится…

Счастье оборвалось в один миг — и вот я уже держу в ладони остывающую руку Глеба, и вот уже слезы застилают глаза, а сердце сжимается от боли. И снова черным-черно вокруг, и снова раздирают душу отчаяние и горе и разрушительным пожаром разгорается ненависть к неизвестному убийце, ко всему миру, отобравшему у меня счастье. И вот уже полыхает бездна вокруг, грозя спалить всю вселенную, и я бегу по адову пеклу, шарахаясь от тягостных воспоминаний. Но какая-то злая, непреодолимая сила втягивает меня внутрь полыхающих до неба костров, заставляя заново пережить те моменты моей жизни, о которых я бы предпочла навсегда забыть. И снова я задыхаюсь от гнева и злости, и снова, раз за разом, раздираю горло и расшибаю голову вампирам, подосланным Жаном, и снова ожесточенно вдавливаю раскаленную Слезу Ненависти в сердце самого Жана. И опять мои враги оживают, и опять мне приходится повторить смертельный ритуал. Пальцы уже обожжены до самого мяса, с них лохмотьями слезает кожа, но я все упрямо срываю с шеи кулон со Слезой и бегу к Жану, чтобы нанести смертельный удар…

— Перестаньте! — доносится до меня откуда-то из другой вселенной голос Аристарха. — Прекратите это! Вы же убиваете ее!

Пожар, окруживший меня, с хлопком сжимается, как сигнал сломавшегося телевизора, и мир вокруг сужается до размеров зала в Замке Сов.

— Как вы смеете прерывать ментальный допрос? — шипит Василий Громов, бросаясь к Аристарху, прорвавшемуся в комнату сквозь оцепление Гончих.

Но Аристарх уже склоняется надо мной, трясет за плечи, в страшном волнении вглядывается мне в лицо:

— Жанна, очнись, очнись!

Никак не могу сфокусировать взгляд, меня как пылесосом затягивает назад бездна, полыхающая пожаром.

— Что с ней? Жанна, очнись! Смотри на меня!

— Так бывает, — звучит злорадный голос Ипполита. — Она знала, на что шла, давая согласие.

— Нет, Жанна, нет! Вернись, слышишь!

Лицо Аристарха расплывается белой кляксой, бездна вновь обступает меня, и я лечу спиной в пропасть. Но на полпути меня сдавливают жаркие оковы сильных пальцев и рывком тянут назад.

— Вернись, — повторяет голос Вацлава, — вернись, тебе туда не нужно.

На мгновение его лицо падает на мое, и ухо обжигает шепотом:

— Ты нужна мне.

И в тот же миг бездна разлетается миллиардами звезд, и лишь две из них остаются на земле — в глазах Вацлава.

— Очнулась, — с облегчением выдыхает Аристарх и отпихивает Вацлава в сторону, чтобы обнять меня.

Пьер обращается к Андрею:

— Вы узнали все, что нужно? Или желаете продолжить допрос?

Аристарх гневно оборачивается к столу:

— О продолжении не может быть и речи! Вы и так ее чуть не убили. Что вы за наблюдатели такие? Я подам протест в Высший суд.

— Я узнал достаточно, — докладывает Андрей.

— В таком случае попрошу обоих дознавателей остаться здесь и сообщить нам результаты допроса. Вы, — Пьер, не глядя, кивает в нашу сторону, — ждите за дверью.

Аристарх бережно обнимает меня за плечи и влечет к выходу. В коридоре нас тут же окружает кольцо Гончих. Аристарх, не замечая их, ведет меня в соседнюю комнату и усаживает на диван. Гончие занимают места у двери и у окна. Можно подумать, у меня сейчас есть силы бежать!

— Жанна, — спустя целую вечность решается спросить Аристарх. — Что там было?

Я медленно качаю головой. Такое передать невозможно. Аристарх понятливо кивает и прижимает меня к себе. Я с трудом успокаиваюсь в его отеческих объятиях и пытаюсь вычеркнуть из памяти воспоминания, которые стаей потревоженных ворон проносятся у меня в голове. Я ожидала, что ментальный допрос оживит события последних дней, но все оказалось совсем другим. Меня заставили заново пережить самые яркие эмоции в моей жизни. И я догадываюсь, кто за чем стоит. Страх, гнев, боль, злость, ярость, ненависть — это с дотошностью препаратора исследовал Андрей. Радость, счастье, доброта, любовь — это воскресил в моей памяти Вацлав. Выворачивающая наизнанку бездна — это Андрей. Слепящее до слез счастье — Вацлав. Один пытался меня осудить, второй — оправдать. Вот только у него ничего не вышло. Потому что Андрей сумел раскопать то, что я страстно желала забыть. Размозженный череп охранника Жана, удивленное лицо Вацлава и его слова: «Ты можешь стать хорошей Гончей». Скорчившееся у моих ног тело Жана. Кровь на моих руках, смерть на моей совести.

72