— Господин Алмазов, — звучит голос Ипполита, — если вы не отойдете, я буду вынужден выставить вас вон и отказать в вашей просьбе присутствовать во время, хм, процедуры ликвидации.
Аристарх разжимает пальцы, порывисто обнимает меня и отступает назад, споткнувшись на ровном месте. Гончие встают по бокам от меня, как стражи. Голыми плечами чувствую взгляд Аристарха, полный смертельного отчаяния, но платье не дает сгорбиться. Я расправляю плечи и, вздернув подбородок, наблюдаю за Андреем.
Он открывает ларец и вынимает оттуда шприц и смертельную ампулу. Медленно, очень медленно наполняет шприц наркотическим ядом и поворачивается ко мне.
Гончие, как по команде, хватают меня за локти, но я ожесточенно стряхиваю их пальцы и приказываю Андрею:
— Пусть уберут руки.
И, предупреждая его возражения, добровольно выставляю для укола плечо, на котором клеймом темнеет синяк.
Андрей делает шаг ко мне, и время замедляется. Мрачное торжество в его глазах — этой минуты он ждал несколько лет с гибели своей рыжей. Сурово сжатые губы — даже не верится, что в другой жизни я мечтала о его поцелуе. Напряженно сжатые пальцы — кажется, они сейчас сомнут шприц и смертельная влага потечет по ладони. Пальцы другой руки касаются моего плеча, обходят синяк, деловито выискивая место для укола. На лбу Гончего выступают капельки пота, ноздри хищно раздуваются в предвкушении свежей крови.
— Готова? — Он смотрит на меня, впитывая выражение моих глаз и желая запечатлеть в памяти последние мгновения моей жизни.
Я киваю.
Его рука поднимается, острие иглы подрагивает в сантиметре от моей кожи, примеряясь.
— Только осторожней, платье не запачкай, — добавляю я. — А то я от этого зверею.
Он хищно ухмыляется, оценив мою шутку, и чуть отводит руку, чтобы в следующий миг пронзить вену. Но не успевает. Откуда-то сбоку сорванной пружиной вылетает черный силуэт и раскидывает стоящих по бокам Гончих.
Рука Андрея даже не дрогнула. Игла по-прежнему в сантиметре от моей кожи. Вот только Аристарха волокут к двери, скрутив за руки, а на полу у моих ног лежит растоптанная алая роза, сорванная с его лацкана. Он ругается по-французски и выворачивает голову, до последнего не отрывая от меня взгляда. Двери захлопываются, навеки отсекая от меня деда, и из-за них доносится ругань и шум борьбы.
На лице Громова — ухмылка. Ипполит презрительно кривит рот и выплевывает:
— Продолжим.
Андрей наступает подошвой на розу, одной рукой обхватывает меня за локоть, фиксируя мою руку, в другой — шприц, которым он снова примеряется к моему плечу.
Голоса за дверью не умолкают, только усиливаются. Мне кажется, что я слышу голос Вацлава. Примерещилось, конечно. Это Аристарх разбушевался не на шутку, ввязавшись в яростную драку с четырьмя Гончими. Надеюсь, из уважения к его прежнему статусу они не сильно его помнут.
Укол в плечо заставляет меня опомниться и осознать: вот они, последние секунды моей никчемной жизни. Ненавидящий взгляд Андрея, шум борьбы и звон разбитого стекла из-за запертых дверей, перекрывающий все голос Вацлава:
— Остановите это!
Игла проколола кожу, но Андрей медлит, не торопясь пускать яд мне в вену и упиваясь своей властью над моей жизнью.
В следующий миг гремит гром — это дверь слетает с петель, и в зал, расшвыривая в стороны Гончих, врывается Вацлав.
Андрей оторопело замирает. Громов вскакивает с места:
— Что вы себе позволяете?
Ипполит поддерживает его срывающимся от крика голосом:
— По какому праву? — И командует поднимающимся Гончим. — Взять его!
Но Вацлав успевает оттолкнуть Андрея от меня, одной рукой привлекает меня к себе, а другой швыряет на стол перед старейшинами лист бумаги. Гончие замирают, готовые в любой момент наброситься на нас, но пока держатся в стороне.
— Что это? — Громов неприязненно косится на лист.
— Это — результаты вскрытия Изабель Дюбуа.
Я выжидающе вскидываю глаза.
— Процедура задержалась из-за снегопада и сбоев в электричестве, — поясняет Вацлав. — Потом судмедэксперты непозволительно манкировали своими обязанностями и только час назад подписали заключение. — Он бросает яростный взгляд на Андрея. — С нарушениями в процедуре расследования я еще разберусь потом. А пока ознакомьтесь с заключением.
— И что это меняет? — шипит Ипполит.
— Изабель умерла не от потери крови вследствие многочисленных ударов ножом, — объясняет Вацлав. — Она скончалась от кровоизлияния в мозг.
— Как? — потрясенно восклицаю я.
— А затем некто вонзил нож в грудь уже мертвой Изабель и выцедил из нее всю кровь — в полном соответствии с твоими словами, брошенными ей в запальчивости. — Вацлав впервые за все время смотрит мне в глаза, и у меня подкашиваются колени. Как я могла подумать, что он бросил меня? — Кто-то хотел тебя подставить, Жанна.
— Но это просто немыслимо! — восклицает Громов, который уже мысленно закопал меня в землю. — И потом, это ничего не меняет! Моя дочь все равно мертва. — Он вскакивает с места, обходит стол и обвиняюще тычет в меня пальцем. — А ее гибель на совести этой девицы.
— А вы взгляните на вторую бумагу. — Вацлав кивает на стол.
— Это постановление об отсрочке приговора до выяснения обстоятельств, — с недовольным видом сообщает Ипполит, изучив ее. — Расследование будет продолжено.
— Это немыслимо! — повторяет Громов, разгневанно вышагивая перед столом, и оборачивается на нас с видом цепного пса, который и рад бы укусить незваных гостей, да цепь мешает. — Кем оно подписано?